— Почему ты спросила насчет джинсов?
— Просто пыталась представить, как это смотрится, — буркнула Карлота, сунув в рот остаток «сникерса». — Выглядите так шикарно, словно не знаете, что такое унитаз, не говоря уже о том, как его чистить.
— Нужно же поддерживать имидж! Я написала «Четыре краеугольных камня благоустроенной жизни» всего в двадцать восемь лет. Не одевайся я так консервативно, никто не принимал бы меня всерьез.
— А что, вам уже шестьдесят два? Джинсы просто необходимы.
— Мне только что исполнилось тридцать четыре, и ты это знаешь.
— Джинсы, красивая красная блузка — из тех, что потеснее. Чтобы сиськи облегала. И классные высокие каблуки.
— Кстати о проститутках: я говорила, что те две леди, которые вечно отираются у переулка, явились вчера посмотреть на новую программу подготовки кадров?
— К концу недели эти шлюхи окажутся на прежнем месте, так что непонятно, зачем тратить на них время.
— Потому что мне они нравятся. Усердно трудятся…
Изабел плюхнулась в кресло, вынуждая себя сосредоточиться на положительных факторах, вместо того чтобы думать об унизительном пасквиле.
— Четыре краеугольных камня работают для всех, от потаскух до святых, и у меня есть сотни свидетельств, чтобы это доказать.
Карлота фыркнула и включила пылесос, весьма резко закончив разговор. Изабел сунула газету в корзинку и долго смотрела на освещенную нишу в стене справа, где стояла великолепная хрустальная ваза от Лалика, с выгравированным рисунком из четырех пересекающихся квадратов, знаменитой эмблемой «Изабел Фейвор энтерпрайзиз». Каждый квадрат символизировал один из четырех краеугольных камней благоустроенной жизни.
Разумные взаимоотношения.
Гордость профессией.
Финансовые обязательства.
Нравственная чистота.
Нападки критиков никак не унимались. Четыре краеугольных камня считали чересчур упрощенческими, а саму Изабел не раз обвиняли в самодовольстве и ханжестве, но она никогда не принимала все свои заслуги как должное, поэтому никогда не грешила самодовольством. Что же до ханжества… шарлатанкой она тоже не была. Создала собственную компанию и выстроила собственную жизнь в соответствии с этими принципами и законно гордилась тем, что ее работа изменяет судьбы людей к лучшему. На ее счету было уже четыре книги, и через несколько недель выходит пятая, дюжины аудиокассет, лекционные турне, зарезервированные на весь следующий год, и солидный банковский счет. Неплохо для серенькой, незаметной девчушки, выросшей в среде эмоционального хаоса.
Изабел повернулась к аккуратно сложенным на письменном столе стопкам. Кроме всего прочего, у нее имеется жених, предстоит подготовка к свадьбе, каковую все последние десять месяцев она упорно обещает обдумать, и куча работы, которую необходимо переделать до того, как она уйдет сегодня домой.
Она помахала на прощание Карлоте, разворачивавшей свою тележку, и подняла со стола толстый конверт из налогового управления. Следовало бы, конечно, переправить его Тому Рейнолдсу, бухгалтеру и бизнес-менеджеру, но тот вчера сказался больным, а она не любила накапливать незаконченные дела.
Что вовсе не означало, будто она одержима, требовательна и неуживчива.
Изабел разрезала конверт специальным ножичком с монограммой. Папарацци весь день звонили, пытаясь добиться комментариев по поводу статьи, но Изабел выдержала марку, отказываясь отвечать. Все же недоброжелательная публикация действовала на нервы. Ее бизнес зиждился на уважении и любви почитателей, и именно поэтому она всеми силами старалась вести образцовую жизнь. Имидж — вещь хрупкая, а этот пасквиль мог ему повредить. Вопрос только в том — насколько.
Изабел развернула письмо и начала читать. Примерно на половине ее брови взлетели вверх, а рука сама потянулась к телефону. Как раз в тот момент, когда она подумала, что хуже уже сегодня не будет, налоговое управление преподнесло ей неприятный сюрприз. Не хватало только сцепиться с ними! А похоже, придется: счет на миллион двести тысяч недоплаченных налогов.
Изабел обычно была скрупулезно честна с налоговыми службами, поэтому сразу поняла: это очередная безумная ошибка ее безумного компьютера, которую, впрочем, будет не так легко исправить. Ужасно не хочется привязываться к Тому, когда тот болен, но он просто обязан заняться этим прямо с утра.
— Мэрилин, это Изабел. Мне нужно поговорить с Томом.
— Том? — переспросила жена бизнес-менеджера заплетающимся языком. Похоже, она пьяна. Во всяком случае, речь родителей Изабел обычно звучала именно так. — Тома нет.
— Рада, что он лучше себя чувствует. Когда должен вернуться? Боюсь, дело крайне срочное.
Мэрилин шмыгнула носом.
— Я… я… позвонила бы раньше, но… не… могла… — прорыдала она.
— Что случилось? Да скажи же наконец.
— Т-трм. Эт-то Том. Он… он…
Всхлипы застряли в горле, как отбойный молоток в асфальтовом покрытии.
— О-он с-сбежал в Южную Америку с м-моей сестрой!
И как обнаружила Изабел менее чем двадцать четыре часа спустя, со всеми ее деньгами.
Майкл Шеридан оставался с Изабел, пока та разбиралась с полицией и выдерживала бесконечный ряд чрезвычайно неприятных совещаний с налоговым управлением. Майкл был не просто поверенным Изабел, но и человеком, которого она любила. Никогда еще она не была так благодарна ему за присутствие в ее жизни. И все же даже этого было недостаточно, чтобы отвести беду, и к концу мая, через два месяца после получения проклятого письма, ее худшие страхи подтвердились.