— Мы говорим не об актерах вообще, а именно о вас и том факте, что вы не готовы играть роль другого плана. Почему?
— Я уже объяснял, и сейчас слишком рано для подобных дискуссий.
— Потому что вы выросли с искаженным суждением о себе. В детстве над вами издевались, пусть не физически. Угнетали нравственно. И теперь вам следует очень ясно сознавать ваши мотивации выбора подобных ролей. — Еще камешек в его огород, и она оставит его в покое. — Вы делаете это, потому что любите играть садистов или на каком-то уровне не чувствуете себя достойным играть героев?
Рен злобно ударил кулаком по рулевому колесу.
— Господь мне свидетель, я в последний раз встречаюсь с гребаным шринком.
Изабел безмятежно улыбнулась:
— Мы с вами не встречаемся. И вы прибавили скорость.
— Заткнись.
Она мысленно велела себе не забыть дать ему экземпляр правил честного поединка, входивших в процесс установления достойных отношений. Ни в одно из этих правил не включено требование заткнуться.
Они добрались до города, и, когда проезжали мимо площади, Изабел заметила, что несколько голов повернулись в их сторону.
— Не понимаю. Несмотря на весь ваш камуфляж, многие уже наверняка знают, кто вы на самом деле, однако не привязываются с требованием автографов. Не считаете это странным?
— Я сказал Анне, что куплю новое оборудование для школьной спортивной площадки, если меня оставят в покое.
— Учитывая вашу жажду славы, ваше поведение по меньшей мере необъяснимо.
— Ты сегодня проснулась с твердым намерением изводить меня, или это у тебя спонтанно?
— Вы снова прибавили скорость. Он вздохнул.
Город остался позади. Еще несколько километров, и они свернули с шоссе на проселочную дорогу. Только тогда он вновь снизошел до разговора с ней:
— Скоро мы подъедем к заброшенному замку на вершине холма над домом. Оттуда все видно как на ладони.
Дорога оказалась совершенно разбитой и закончилась почти неразличимой пешеходной тропкой, где Рен остановил машину. Как только они стали подниматься наверх, он схватил у нее пакеты из бакалеи.
— Хорошо еще, что не захватила дурацкую корзинку для пикника.
— Я кое-что знаю о засекреченных операциях.
Рен фыркнул.
Когда они добрались до поляны на самой вершине, Рен остановился, чтобы прочитать потертую табличку с исторической справкой. Изабел побродила вокруг и обнаружила, что развалины замка не просто одно строение, а целая крепость, содержавшая когда-то несколько зданий. Лозы дикого винограда ползли по полуразрушенной стене и взбирались на сторожевую башню. Сквозь обвалившиеся арки проросли деревья, а полевые цветы выглядывали из остатков фундамента то ли конюшни, то ли амбара.
Рен отошел от таблички и встал рядом с Изабел, залюбовавшись панорамой полей и лесов.
— До того как был выстроен замок, на этом месте было этрусское кладбище, — сообщил он.
— Руины на руинах.
Даже невооруженным глазом можно было прекрасно разглядеть домик фермера, но ни в саду, ни в оливковой роще не было ни души.
— Пока что ничего не происходит. Рен поднес к глазам бинокль.
— По-моему, еще рано. Это Италия. Здесь все делается не спеша. Им нужно время, чтобы собраться.
Со стены взлетела птичка. Изабел подумала, что они своим появлением нарушили покой этого места, и отошла подальше. Под ноги попался кустик дикой мяты. В воздухе поплыл сладкий аромат.
Изабел заметила часть стены с куполообразной нишей и, подойдя ближе, поняла, что это, вероятно, апсида бывшей часовни. На куполе еще сохранились слабые следы красок: рыжевато-коричневой, бывшей когда-то алой, пыльные голубые пятна, выцветшая охра.
— Здесь все так мирно. Интересно, почему владельцы ушли отсюда?
— Судя по табличке, всему виной чума в пятнадцатом веке и бессовестные поборы соседних епископов. И может, их прогнали духи похороненных здесь этрусков, — раздраженно бросил Рен.
Она повернулась к нему спиной и заглянула под купол. Церкви обычно успокаивали ее, но сейчас Рен стоял чересчур близко.
Ощутив запах дыма, она обернулась. Рен держал в руке сигарету.
— Что вы делаете?!
— Я выкуриваю только одну в день.
— Не можете делать это, когда меня нет поблизости? Он проигнорировал ее и, глубоко затянувшись, направился к одному из порталов и прислонился к стене. Изабел заметила, что выглядит он мрачным и отрешенным. Наверное, не следовало вынуждать его копаться в прошлом и напоминать о детстве.
— Ошибаешься, — неожиданно выпалил он. — Я вполне способен отделить реальную жизнь от экранной.
— Я никогда не утверждала обратное.
Изабел уселась на остатки стены и вгляделась в его профиль: идеально пропорциональный и изысканно очерченный.
— Я всего лишь сказала, что то суждение о себе, которое вы вынесли из детства, когда видели и судили о многих вещах с точки зрения ребенка, может не соответствовать тому мужчине, которым стали сейчас.
— Ты что, не читаешь газет?
Она наконец поняла, что на самом деле его беспокоит.
— Вы… но вы ведь не должны мучиться из-за того, что случилось с Карли.
Рен судорожно втянул в себя воздух, но ничего не ответил.
— Почему бы не созвать пресс-конференцию и не сказать правду?
Изабел сорвала и растерла стебелек дикой мяты.
— Люди пресыщены сенсациями. Они верят, во что хотят верить.
— Вы… вам она была небезразлична, верно?
— Да. Милый добрый ребенок и… Боже, такой талантливый. Тяжело было наблюдать, как все катится в пропасть.
Изабел обхватила руками колени.
— Сколько времени вы были вместе?